ИСПОВЕДЬ «СВОБОДНОГО ХУДОЖНИКА»
Ирина Стин
«Советское Фото», № 9, 1989
Поговорим начистоту. На то и гласность. А если не поговорим, то и перестройки не получится. В нашем деле. Зависит ли качество труда от денежного вознаграждения? Или должно ли соответствовать денежное вознаграждение качеству труда? Детский вопрос. И теоретики ответ знают, и наукой доказано, и исторически... Стоп! Нельзя назвать историей 25 лет но это как раз и есть срок работы одного поколения.
Исследуем материальную ситуацию так называемых свободных художников — фотографов-нештатников, работающих в издательствах и создающих все фотографические издания — книги, плакаты, открытки, календари, буклеты — последние двадцать пять лет. Это просто. Все мы работаем, все еще не стары, все способны предстать... Впрочем, перед кем? Не видно что-то заинтересованного лица, облеченного полномочиями и желающего освободить творческие силы отечественной фотографии от круговой поруки чиновников и обывателей.
Будучи председателем фотосекции Московского объединенного комитета художников-графиков, я многие годы обращалась в самые разные инстанции по всему кругу наших профессиональных проблем. Еще министру культуры Н.Михайлову адресовала я письма от имени фотосекции. Сто лет прошло! Итак, министр. Ничего, конечно, не последовало. Потом — Госкомиздат, потом — Госкомцен... Туда я принесла тяжелый кофр с набором оптики, вдохновенно объясняла чиновникам, как мы ездим, лазим, ждем света, летаем на вертолетах (рискуя жизнью, со снятой дверцей, прицепленные на ремнях), рассказывала о холодных ночлегах, о поездах, о столовых, в которых не раз травились, о тяжести аппаратуры, которую таскаем на себе, об отсутствии транспорта, о трудностях с пленкой, об особенностях цветной съемки и о том, что только большая любовь к делу заставляет нас работать по расценкам приказа № 314. И, наконец, о пенсиях. Не за себя я хлопотала, за нас. За всех тех, кто делал дело, не получая ничего. Я просила не поносить, а хотя бы поднять мой кофр. Желающих не нашлось... Чиновник, занимавший большой пост, из тех, кому вручены, так сказать, наши судьбы, с трудом вытерпел мое присутствие, брезгливо покосился на кофр и при полном молчании коллег, поиграв заграничной золоченой ручкой, сказал:
— Мы исчисляем расценки по количеству затраченного труда и времени. Сколько времени затрачиваете вы, делая один снимок? Конкретно, пожалуйста, без эмоций.
— Одну стодвадцатьпятую секунды.
— Тогда вы и получите одну стодвадцатьпятую копейки!
Со мной был тогда А.Серебряков, главный художник Госкомиздата. Он, вероятно, помнит этот сюжет.
Все это было двадцать лет назад. Зачем вспоминать, о чем говорим-то? Но представьте (без эмоций), что мы, нештатные фотокорреспонденты, до сих пор работаем по тому самому приказу № 314 от 20 июля 1963 года, который, хоть и оброс кучей дополнений, приложений, писем и указаний, по-прежнему и есть та основа, от которой идут все отсчеты нашего труда! ...Время показало, что когда всем мало платят, богаче не становится никто — ни народ, ни государство. Нехватки порождают раздражение, спешку, протест, халтуру — все летит в тартарары, и происходит отставание от тех стран, где за хорошую работу платят много.
Я все говорю о расценках, а надо сказать и об оценке, об отношении к авторской книге и о полном бесправии самого автора. Условимся, что в фотокнигах автором является фотограф, так как книги такого рода состоят из фотографий, и от их качества, от качества макета, полиграфической печати и зависит в конце концов качество книги, И говорю я не о сборных изданиях, а об авторских, в которых есть один или два ведущих фотографа. Вот, например, сюжеты из нашей собственной «фотосудьбы»: три уничтоженные наши книги.
Первая — «Золотое кольцо» в издательстве АПН. Здесь был замечательный текст доктора искусствоведения Г.Вагнера. Но запуск в производство этого издания совпал с публикацией статьи в журнале «Коммунист», где осуждались издания, идущие за границу и посвященные русской старине. Статья эта дала такие широкие «круги на воде», что следы их дошли и до сегодняшнего дня. Наша книга света не увидела. Не увидели ее и мы сами. Она была «зарезана», хотя ушла уже на полиграфическую базу ГДР. 70-е годы. Вторая — «Дворцы и парки Подмосковья» в издательстве «Аврора». Ее макет сделал талантливейший художник Н. Калинин, которого издательские функционеры назвали «злостным дизайнером». Книга была полностью готова к изданию, когда руководство «передумало»: «это любование дворянским бытом». Издание кануло в Лету. Это было в 1978 году.
Третья книга — «Соловецкие острова» (издательство «Советская Россия») — была особенной удачей Н.Калинина. Те, кто видел ее макет, через годы спрашивали нас о судьбе книги. Материал лег удивительно тактично, в книге была найдена главная нота, которая звала зрителя, вела его по этим странным и редкостным местам, вызывая глубокие раздумья... Макет ушел в производство, пришли первые цветные пробы и... издание было закрыто. Кем? Почему? Ведь затрачены государственные деньги на съемку., макетирование, полиграфическую печать! Оказывается, нас наказал главный художник издательства Федоров. Он требовал, когда макет был уже готов, ввести «современность» и туризм. Мы отказались. Во-первых, нельзя было забывать трагическую историю этих мест, недавнего прошлого, которое вопиет кусками колючей проволоки, «глазками» в дверях бывших скитов и келий, разрушенными древними памятниками. Ничего этого в книге нашей тогда, конечно, не могло быть, но мы надеялись хотя бы обойтись без увеселительных моментов, без откровенной лжи и бодрячества. Во-вторых, место это мрачное, оторванное от мира, плохо снабжаемое, и жили там люди случайные—лишенные прав бывшие уголовники, отработавшие свое лагерные служащие. Жизнерадостного «коренного населения», которого требовал главхуд, там не было. Наконец, туризм! От него слезами плакали тогда сотрудники местного музея. Туристы сожгли скит XVI века на острове Аизер, пожары то и дело возникали на островах, разрушение построек и надписи в стиле «Саша+Маша» — все это настолько стремительно распространялось вместе с туризмом, что в скором времени он был обуздан и ограничен плановым, экскурсионным. Мы отказались — нас наказали. Но исчезло издание, исчез труд наш (мы ездили на Соловки шесть раз), перестал существовать талантливый замысел художника. Не стало книги о Соловецких островах (не промелькнет уже белая лошадь, ставшая таинственным символом этой темы…). Против нас стоял холодный расчет, прислуживание времени, угодничество перед ним, да и желание свою власть показать. Творчество и антитворчество. Много было еще на пути с того, 1975 года предвиденных и непредвиденных тягот. Но вот для того, чтобы их не стало, чтобы легко было работать, чтобы можно было сотрудничать, а не враждовать с издательствами, я пишу эту горькую исповедь «свободного художника».
К сожалению, до сего дня наша творческая фотография все еще обвешана веригами того, что пока нельзя назвать прошлым. Какое же это прошлое, если оно - наш сегодняшний день! Давайте вместе спокойно (без эмоций) посмотрим, что за годы расцвета издательского фотодела, с 1963 года, сделано, чтобы удушить всякую возможность работать полноценно:
1) не продаются импортная аппаратура и фотопринадлежности, фотоматериалы; отечественная продукция профессионалами использоваться кс может по причине ее низкого качества;
2) фотографы попадают в глубокую зависимость от издательства, в кабалу, когда им выдается казенная аппаратура; импортная аппаратура выдается только ведущим фотографам, только на конкретную работу (если на нее открыт издательский номер) и на время ее исполнения; вечная угроза «отнятия» с постоянными требованиями перерегистрации и сдачи на склад, с унизительной процедурой проверки, сверки и т. д.
Мы с Анатолием Фирсовым работаем одной камерой «Horsmann» восемнадцать лет (!). Это ведь не у любителя фотоаппарат в чехольчике, в шкафу пролежал восемнадцать лет. Это два профессионала — в мороз, в жару, в песках, в снегу, на водах постоянно работают ею и ее набором оптики. Я думаю, что если бы фирма узнала о столь уникальном использовании ее аппаратуры, без сомнения, она премировала бы фотографов за такую рекламу. При получении аппаратуры мы подписываем бумагу, где сказано, что в случае пропажи аппаратуры мы обязуемся уплатить пятикратную сумму против ее стоимости! Да если бы это случилось, то мы оказались бы в роли Акакия Акакиевича с его пропавшей шинелью! Никакой защиты этого казенного имущества не существует, как не существует его страхования. Зато существует совершенно незаконное положение — амортизация фототехники не учитывается.
Система выдачи фотографу обращаемой цветной фотопленки, соответствующей требованиям современной полиграфии — «Кодак» или «Фуджи» — (на договорную работу, конечно), доведена до... хотелось написать абсурда, но это не абсурд! Это — издевательство. Сначала выдавали из расчета 1:3. Это значит, что на один сюжет фотограф может истратить три кадра, точ нее — сделать три щелчка. Это, собственно, экспозиционные дубли. А Как же с вариантами? Потом довели выдачу до 1:1,3. Это значит, что ... да, что это значит? "Что даже подстраховаться технически мы уже не можем. И этим символом полнейшего незнания дела еще и гордятся! «Мы выдаем вам пленку!» «Мы» — «вам». Как же «нам» работать в такой ситуации? Для книги необходимы варианты точек съемки, времен года, состояний природы. Это не техническая работа, это — творчество. Фотограф не может работать на слайд по списку — один к одному. Так делать книгу невозможно. Не начать ли выдавать и художникам краски из расчета количества мазков и их размеров? Приказ № 314 от 20 июля 1963 года по Министерству культуры СССР был создан без ведома и участия фотографов, которым предстояло работать, подчиняясь его расценкам. Не будем разбирать его подробно. Попробуем лишь на примере личного опыта сопоставить труд и его оплату. К крайне заниженным расценкам добавляют еще и так называемые командировочные. Но их рассчитывают не по фактической необходимости поездок и присутствия на месте съемки, а по фантастическим предположениям неосведомленного чиновника, который, собственно, снова берется решать судьбу издания. Вот расчет расходов, сделанных при съемке большой книги «Очаг мой, Дагестан» (издательство «Планета», 1979).
Договор заключен на два лица — Стин и Фирсов. Сумма договора — 3019 руб. Чем обусловлены несколько командировок и сроки исполнения работы? Необходимо показать строительство Чиркейской ГЭС на разных его стадиях — от котлована до пуска первых агрегатов; уборку риса в сентябре; нерест рыбы, ее охрану, работу заповедника в апреле; праздник урожая, свадьбы в августе; пейзажи всех времен года, различные районы многонационального Дагестана. Элементарный арифметический подсчет стоимости железнодорожных билетов, гостиниц, питания, транспортных расходов и т. д. дает минимальную цифру — 2470 руб. Если не считать налога, который вычитается при окончательном расчете с авторами, вознаграждение составит 549 рублей. Это на двоих за полные пять месяцев тяжелейшей работы, без учета времени, затраченного на проявку, подбор материала, составление подписей, работу с редакторами и художником. В конечном итоге, за год работы по созданию книги двум фотографам остается... ровным счетом ничего. Потому что налог-то вычитается. Минимум, как известно, 13 процентов. Вот и вся арифметика. А книга вышла в свет, имела успех, замечена прессой и отмечена дипломом. Такая же ситуация повторилась с книгой о Белом море. Объездить пришлось все его берега, Соловецкие острова, Кандалакшский заповедник и даже его отделение на Баренцевом море. И тут были очень тяжелые полевые условия, но мы создали с нашим другом Юрием Казаковым книгу «У Белого моря» («Планета», 1982). Фотограф, делающий книгу, — это целая киноэкспедиция.
Он — сценарист (так называемый сценарий, который представляет издательству автор текста — обычно искусствовед, литератор, не содержит визуального решения темы и, тем более, не соответствует увиденному фотографом на месте). Он — режиссер, осветитель, оператор, шофер и грузчик. Вся организация падает на его плечи: у него нет помощников, продюсера, администратора. Все взаимоотношения с местными властями, обеспечение транспортом, устройство в гостиницы и даже (!) доставание вертолета — тоже его забота. В это трудно поверить, но это — факт. Издательство никогда не оплачивает полеты, это ему дорого. Оно лишь обеспечивает официальное разрешение на съемки с воздуха. Как же дальше-то? Откуда, собственно, возьмет фотограф вертолет — это никого не интересует: если считает, что ему нужны верхние точки съемки, пусть сам и достает.
Может возникнуть вопрос, за что же фотографы претерпевают это? «Знаем мы этих маститых! Гребут лопатой! Выписываешь им — рука дрожит!» Так вот, чтобы рука перестала дрожать, нужно, чтобы поняли наконец, что мы даже этого мизера, проставленного в договоре, никогда не получаем. Не получаем даже половины. Самоокупаемость да и только! Но и это еще не все. Есть еще «невидимые миру слезы». Это — муки собственно издательского процесса, процесса создания книги. Наступает счастливый день, когда все поездки позади, когда мы проявили пленки. Запаяли пластиковые пакеты, разложили, обсудили и понесли материал в издательство. Что чувствует тогда фотограф? Да, вероятно, то же, что и писатель, когда несет свою рукопись: готово! Мысли, мечты, страсти, надежды — все здесь. Я — весь здесь...
И тогда начинают принимать наши слайды в работу, прокручивая, просеивая, проверяя, загоняя в прокрустово ложе гласных и негласных требований, вкусов и представлений целой иерархии разных людей. Первыми вылетают вон туманы, нерезкости, дымки, восходы и закаты, драгоценные монохромные ночные съемки. Все это — неудобства для типографии. Без прикрас проще: небо — синее, трава — зеленая, снег — белый...
Но это только первая ступень боли. Затем последуют вкусы и взгляды инстанции, включая окончательное утверждение макета Госкомиздатом. Как мучались сами издательские работники, обязанные каждый раз являться «на ковер» с макетом под мышкой! Разве нельзя было доверить самому издательству? Теперь это, к счастью, позади. Для издательства. Нам же после первого технического отсева предстоит новый этап: доброхотные и призванные «идеологи» выбрасывали церкви, кресты, «неухоженные» деревни и деревенских жителей и даже разъезженные дороги, чтобы не подумали, что у нас «убогая Русь». Нас начинают теснить, оттирая от снятого материала. Нам говорят: вы свое дело сделали! Теперь уж нам позвольте, наше — книгу делать!
Не исполнитель я! Не исполнитель... Мы перестрадали, перечувствовали всю тему, всю местность, все встречи, впитали все проблемы. Здесь все — наше. Мы отвечаем и перед теми, далекими от редакторского стола, землями и людьми, которые ждут правды о себе, и перед читателем, который хочет ее видеть...
В книге о Дагестане нам не удалось отстоять снимки землетрясения в Чиркее. Разрушены были несколько аулов. Нам казалось, что несчастье, принесенное стихией, должно вызвать сердечный отклик у людей, которые будут смотреть книгу. Эти снимки важны для понимания духа горцев, для понимания опасностей их жизни, наконец, важны и потому, что чувство сострадания делает человека добрее, сближает его с незнакомыми людьми. Но все было бесполезно: удалось лишь уберечь издание от наглой лжи и показухи. На Белом море мы испытали особые чувства: здесь оказались свидетелями еще теплящейся жизни древнего русского Севера. Старухи носили старинные одежды своих матерей и бабок, еще звучала свободная, едкая и веселая речь поморов, еще стояли торжественные северные избы, мощные как корабли, всегда глядящие на воду. Все уходило, все умирало на наших глазах...
Необходимо было хоть в книге удержать образы уходящей жизни! И каждый снимок приходилось отстаивать, отпрашивать, отвоевывать. А нашему благородному П.Волкову, редактору книги о Белом море, досталось так, что и по сей день, вспоминая, мы друг другу сочувствуем и краснеем: книга все-таки умолчала о гибели Севера, о запущенных землях, разрушенных тонях, опустевших деревнях. Обо всем том, о чем писали Федор Абрамов и автор текста нашей книги Юрий Казаков. Наиболее острые снимки остались в наших архивах. Они ждут своего часа, ждут своего издателя.
Припомним еще о «последней пощечине», которой завершается обычно каждое издание. Это — негодная печать! В пробах еще теплится что-то, но вот появился тираж, готовая книга в руках, и снова привычная фраза: «Ну, может быть, следующая книга будет напечатана лучше...» Отдельно нужно говорить о том, как, зачем и почему работает фотограф, создавая книгу, что думает, что чувствует. Разве Вадим Гиппенрейтер не испытывает восторга, снимая страсти кипящих вулканов, разве не чувствует себя частью этой могучей природы?..
Разве Евгений Кассин не растворяется в туманной тиши пушкинских полей, не томится счастьем, вступая на его тропинки?.. Разве Николай Рахманов не испытывает радости, оглядывая с высоты огни вечерней Москвы?..
Разве снимки Виктора Якобсона не окрашены тихой любовью к окружающему его миру?
Так и хочется сказать: «Друзья! Прекрасен наш союз!» Да, но Союза-то у нас так и нет до сих пор. А он необходим, потому что должен быть, наконец, творческий Союз фотохудожников, облеченный правами и обязанный разрешить все эти проблемы. Как видим, метода всеобщей нищеты, доведенная до абсурда, себя не оправдала, она не принесла ни материального, ни морального благоденствия, именем которого прикрывались долгие годы его изобретатели. Наконец, общество наше вздохнуло с облегчением, веря в избавление от бюрократических наслоений и изобретений. Время меняется стремительно. Необходимо и нам, фотографам и издателям, изменить форму наших отношений. Стать сотрудниками, соратниками, вместе идти к общей цели — к хорошей книге. Должно же наступить время деловых контактов, делового сотрудничества.
Ирина Стин
